Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда,
выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Неточные совпадения
И уж не
выбраться ему, кажется,
из глуши и дичи на прямую тропинку.
Лес кругом его и в душе все чаще и темнее; тропинка зарастает более и более; светлое сознание просыпается все реже и только на мгновение будит спящие силы. Ум и воля давно парализованы, и, кажется, безвозвратно.
Кое-как он, однако,
из лесу выбрался: предстали вдруг сжатые обнаженные поля на необозримом пространстве.
Между тем небо продолжало расчищаться; в
лесу чуть-чуть светлело. Мы
выбрались наконец
из оврага. «Подожди-
Вместе с рассветом
выбрались они наконец
из лесу на большую дорогу и, проехав еще версты три, въехали в деревню, от которой оставалось до Мурома не более двадцати верст.
Но вот мало-помалу дело прояснилось и приняло другой оборот: передовым людям понравилось на дереве; они рассуждают очень красноречиво о разных путях и средствах
выбраться из болота и
из лесу; они нашли даже на дереве кой-какие плоды и наслаждаются ими, бросая чешуйку вниз; они зовут к себе еще кой-кого, избранных
из толпы, и те идут и остаются на дереве, уже и не высматривая дороги, а только пожирая плоды.
«Что сказать ему? — думала она. — Я скажу, что ложь тот же
лес: чем дальше в
лес, тем труднее
выбраться из него. Я скажу: ты увлекся своею фальшивою ролью и зашел слишком, далеко; ты оскорбил людей, которые были к тебе привязаны и не сделали тебе никакого зла. Поди же, извинись перед ними, посмейся над самим собой, и тебе станет легко. А если хочешь тишины и одиночества, то уедем отсюда вместе».
Это ощущение заблудившегося в
лесу человека, потерявшего все силы и последнюю надежду когда-нибудь
выбраться из этого
леса…
Выбравшись из глухого
леса, где сухой валежник и гниющий буреломник высокими кострами навалены на сырой, болотистой почве, путник вдруг, как бы по волшебному мановению, встречает перед собой цветущую поляну.
Не привел Господь комаровским келейницам слушать малинового звона колоколов китежских, не привел Бог в лоне озера увидать им невидимый град… Не привел Бог и Василья Борисыча додуматься, как бы подобру-поздорову
выбраться из омута, куда затянуло его привольное житье-бытье с красивыми молодыми девицами
лесов Керженских, Чернораменских.
Идет Жилин, все тени держится. Он спешит, а месяц еще скорее
выбирается; уж и направо засветились макушки. Стал подходить к
лесу,
выбрался месяц из-за гор, — бело, светло совсем, как днем. На деревах все листочки видны. Тихо, светло по горам, как вымерло все. Только слышно — внизу речка журчит.
— Церковь-то от них далеконько, Василий Петрович, — сказала Марья Ивановна. — А зимой ину пору в лесу-то
из сугробов и не
выберешься. А не случалось ли вам когда-нибудь говорить про Сергеюшку с нашим батюшкой, с отцом Никифором? Знаете ли, что Сергеюшка-то не меньше четырех раз в году у него исповедуется да приобщается… Вот какой он колдун! Вот как бегает от святой церкви. И не один Сергеюшка, а и все, что в
лесу у меня живут — и мужчины, и женщины, — точно так же. Усердны они к церкви, очень усердны.
А у самого не то на уме. «Если бы только
из заволжских
лесов выбраться, уехал бы к старым своим благодетелям, авось бы поладили как-нибудь».
Вышла Анютка
из избы и давай бог ноги куда глаза глядят. Всю ночь по
лесу путалась, а утром
выбралась на опушку и побежала по дороге. Дал бог, повстречался ей писарь Егор Данилыч, царство небесное. Шел он с удочками рыбу ловить. Рассказала ему Анютка всё дочиста. Он скорей назад — до рыбы ли тут? — в деревню, собрал мужиков и — айда к леснику!
Под покровом ночи и Павел ползком, после ухода своих преследователей,
выбравшись из прибрежных кустов, осторожно прокрался к
лесу, по дороге, указанной ему рейтаром Вальдгуса фон Ферзена.
Вскоре они
выбрались благополучно
из леса на пролеску, под покровом уже нависшего над землей мрака. Опять перед ними расстилался Новгород, блестящий огнями.
Вскоре они
выбрались благополучно
из леса на просеку, под покровом уже нависшего на землей мрака. Опять перед ними расстилался Новгород, блестящий огнями.
Под покровом ночи и Павел ползком, после ухода своих преследователей,
выбравшись из прибрежных кустов, осторожно прокрался к
лесу, по дороге, указанной ему рейтаром Вальдгуса фон-Ферзена.
Так густо, так перепуталось, что попадись в волоса муха или таракан, то не
выбраться им
из этого дремучего
леса во веки веков.